Ольга поднималась по до боли знакомой лестнице, и каждый шаг отзывался тяжёлым гулом в голове. Осенние сапоги словно налились свинцом, будто к ногам прицепили невидимые утяжелители. Во внутреннем кармане сумки лежал сложенный лист — приказ об увольнении. Белая бумага с синей печатью перечеркнула все планы, мечты и тщательно выстроенную схему жизни на ближайшие годы.
В компании запустили массовое сокращение. «Оптимизация», — сухо объяснил директор, не глядя в глаза. Среднее звено убрали первым, списком. Восемь лет безупречной службы, бесконечные переработки, отчёты по ночам, выходные в офисе — и всё это закончилось одним росчерком ручки.
«Максим поймёт. Он должен понять», — убеждала она себя, переводя дыхание между этажами. — «Мы ведь семья. Мы справимся. Я что-нибудь придумаю, найду временную работу, пока подыщу нормальное место».
В кармане пальто лежали последние деньги — расчёт и половина зарплаты. Больше ждать было неоткуда: пособие пообещали позже, если бухгалтерия не затянет. Сердце колотилось так громко, что казалось — соседи за стеной слышат каждый удар.
Ольга остановилась у двери своей квартиры и прислушалась. Внутри гудел телевизор — очередное ток-шоу с криками и перебиваниями — и раздавался резкий, нервный стук ножа о доску. Как всегда, ровно в шесть Раиса Мефодиевна готовила ужин. В этом доме режим был непреложен, как военный устав. По подъезду уже тянуло борщом и жареными котлетами.
Собравшись с силами, Ольга вставила ключ и вошла в полутемную прихожую. Квартира встретила привычной смесью запахов еды, старой мебели и лекарств. Свекровь полностью властвовала здесь: фотографии Максима в тяжёлых рамках, её фарфоровые чашки, вышитые салфетки повсюду. Даже цветы на подоконниках стояли строго «по инструкции».
— Добрый вечер… Максим дома? — тихо спросила Ольга, снимая пальто. Руки дрожали, пальто соскользнуло с крючка.
— На диване, — буркнула свекровь, не оборачиваясь. — Новости смотрит. Не мешай.
Раиса Мефодиевна выглядела, как всегда, собранно и строго: поношенный кардиган, тёмная юбка, туго стянутые в пучок седые волосы, на шее — бусы, которые она носила как знак отличия.
В комнате Максим лежал на диване, уставившись в экран. Он лениво скосил глаза на жену и улыбнулся привычной, расслабленной улыбкой, от которой раньше становилось тепло, а сейчас почему-то зябко.
— Как день? — спросил он рассеянно, не выключая телевизор.
Ольга присела рядом, сжимая в ладонях справку. В горле пересохло.
— Максим… у меня проблемы. Меня сегодня уволили.
Он моргнул, словно не сразу понял. Потом медленно сел и выключил звук.
— Как уволили?
— Сокращение. Весь отдел закрыли. Я уже начала искать варианты, разослала резюме…
Она смотрела на него с надеждой, ожидая поддержки. Но Максим молчал, разглядывая свои пальцы.
В дверях появилась Раиса Мефодиевна.
— Уволили, значит, — сказала она спокойно, но в голосе мелькнуло скрытое удовлетворение.
— Я буду искать работу, — поспешно сказала Ольга. — У меня опыт, рекомендации…
— Искать она будет, — перебила свекровь. — А жить на что? Коммуналку кто платить будет? У Максима зарплата не резиновая, а моя пенсия — копейки.
Максим беспомощно кашлянул.
— Мам, ну… сейчас всем тяжело…
— Хороших работников не сокращают, — отрезала Раиса Мефодиевна. — Значит, так старалась.
— Я выкладывалась полностью! — сорвалась Ольга.
— Слова — это пустое, — холодно ответила свекровь. — Результат один: ты без работы.
Тишина в комнате стала вязкой и гнетущей. Ольга повернулась к мужу:
— Максим, скажи что-нибудь… Мы справимся, правда?
Он избегал её взгляда.
— Оля… мама в чём-то права. Мы не можем сейчас тянуть всё на себе.
Ольгу словно окатило холодом.
— В общем, — быстро сказал он, — мама считает, что без работы ты нам тут не нужна. Это обуза.
Эти слова повисли в комнате плотным, липким облаком. Ольга застыла. Она готовилась к упрёкам, крикливым нравоучениям, унизительному разговору, но не к такому. Внутри что-то щёлкнуло — сухо, отчётливо. Как будто лопнула натянутая до предела струна. И вместе с этим исчезла боль. Не стало ни обиды, ни злости — лишь звенящая пустота, холодная и ясная, как промёрзшее поле под ветром.
Раиса Мефодиевна, не сказав больше ни слова, удовлетворённо кивнула и уверенной походкой направилась в спальню, которую Ольга и Максим делили последние годы. Почти сразу оттуда донёсся скрип шкафных дверец, шорох одежды, резкие удары выдвигаемых ящиков.
— Что она делает?.. — спросила Ольга. Собственный голос показался ей чужим, отстранённым, словно говорила не она, а сторонний наблюдатель.
Максим промолчал. Он с болезненным вниманием рассматривал узор ковра, нервно кусал губы и украдкой поглядывал в сторону спальни, будто ожидал новых распоряжений от высшего начальства.
Свекровь вернулась, таща за собой старый, потрёпанный чемодан Ольги — тот самый, с которым она восемь лет назад, ещё почти девчонкой, въехала сюда после свадьбы. Потёртый, коричневый, исполосованный царапинами прежних переездов.
С громким стуком чемодан оказался посреди комнаты. Раиса Мефодиевна рывком расстегнула молнию и начала безжалостно сгружать внутрь охапки одежды. Каждое движение напоминало вынесение приговора.
— Зачем вы это делаете? — голос Ольги дрогнул, но она не сделала ни шага.
— Навожу порядок, — коротко бросила свекровь, не останавливаясь.
Кофты, юбки, джинсы, туфли летели в чемодан как ненужный хлам. Никакой аккуратности, никакого уважения — просто избавление от лишнего. Максим сидел, ссутулившись, голова его почти касалась груди. Он будто собирался заговорить, но каждый раз лишь тяжело вздыхал и снова замыкался.
— Максим… ты правда с этим согласен? — тихо спросила Ольга. — Восемь лет… для тебя это ничего не значит?
Он поднял на неё взгляд лишь на мгновение, потом снова отвёл глаза. В них мелькнула влага, но он торопливо вытер лицо ладонью.
— Ты же знаешь маму… Она лучше понимает, как правильно. Время сейчас тяжёлое…
Ольга смотрела, как исчезает её прошлое — годы, надежды, терпение. Вспоминались унижения, молчаливые уступки, постоянные напоминания, что квартира не её, что она здесь «временно». И всегда — тишина со стороны мужа.
— А это ещё что? — с презрением спросила свекровь, вытаскивая фотографию их свадьбы в рамке.
— Это было наше… — тихо сказала Ольга.
— Хлам, — отрезала Раиса Мефодиевна и швырнула рамку в чемодан. Стекло жалобно хрустнуло.
В этот момент внутри Ольги что-то окончательно сломалось — но не сердце. Рухнула стена, которую она годами строила, убеждая себя, что терпение — это любовь. За обломками открылась удивительная ясность.
Свекровь защёлкнула замки чемодана и выпрямилась с видом победителя.
— Всё. Максим, проводи её.
Но Ольга не двинулась. Она спокойно откинулась на спинку дивана, закинула ногу на ногу и сложила руки. Страха не было.
— Знаете… спасибо, — спокойно сказала она.
И Максим, и Раиса Мефодиевна замерли.
— Спасибо, что наконец показали мне правду. Я восемь лет считала, что у меня есть семья. Хорошо, что это закончилось сейчас, а не через десять лет.
Она подошла к тумбочке, взяла телефон и набрала номер бывшего коллеги, который давно звал её в совместный бизнес. Разговор был коротким и уверенным.
Когда Ольга убрала телефон, в комнате стояла мёртвая тишина.
— Что ты делаешь?.. — прошептал Максим.
— То, что должна была сделать давно.
Она бросила связку ключей на стол.
— Помнишь, я предлагала оформить квартиру на меня? Ты подписал документы, не читая. Это была дарственная. Квартира уже полгода принадлежит мне.
Раиса Мефодиевна побледнела, Максим открыл рот, но не смог сказать ни слова.
— Завтра я подаю на развод, — продолжила Ольга спокойно. — Квартиру выставляю на продажу. У вас есть неделя, чтобы съехать.
Она развернулась, взяла сумку и направилась к двери.
— Ты куда? — дрожащим голосом спросил Максим.
— Начинать новую жизнь. Без вас.
Дверь закрылась мягко, но этот звук прозвучал громче выстрела. Ольга шла вниз по лестнице и чувствовала невероятную лёгкость. Телефон звонил — она выключила его, не глядя.
На улице было холодно, но внутри горело спокойное пламя решимости. Впереди была неизвестность — и впервые за долгие годы она принадлежала только ей.
