— Андрей, дай пройти, я даже сапоги снять не могу, — устало выдохнула Марина, едва переступив порог квартиры.
В одной руке она сжимала пакет с мандаринами, который больно впивался в пальцы, в другой — тяжёлую сумку с ноутбуком, будто налитую свинцом после долгого дня.
— Марин, тут такое… — Андрей топтался у двери, не спеша помогать, и выглядел как провинившийся подросток. — Мне только что Света звонила. Сестра.
Марина остановилась. Пакет с фруктами глухо шлёпнулся на пол. Морозный воздух, ещё секунду назад пахнущий зимой и праздником, сменился плотным напряжением.
— И что понадобилось Свете двадцать девятого декабря? — голос звучал спокойно, но внутри уже натянулась струна.
— Они с мамой решили встречать Новый год у нас.
— «Решили»? — Марина расстегнула пуховик, но снимать его не стала, будто он был защитным панцирем. — Андрей, мы же договорились. В этом году — без гостей. Только мы, кот, оливье и старые фильмы. Я месяц работала без выходных, чтобы эти три дня просто лежать и ничего не делать.
— Я понимаю, — Андрей виновато улыбнулся и всё-таки взял у неё сумку. — Но у Светы ремонт, пыль, штукатурка, дети… А мама, ты же знаешь, всегда с ней. Подумали, что у нас трёшка, места всем хватит.
Марина прошла на кухню, чувствуя, как начинает стучать в висках.
— А мне хватит? — она резко обернулась. — Ты помнишь прошлый год?
— Ну давай без этого…
— Нет, давай с этого, — голос дрогнул. — Я помню, как твоя мама обсуждала мою заливную рыбу, пока я носилась между плитой и столом. Помню, как Света сидела с бокалом и рассказывала, что у неё маникюр, поэтому хлеб резать она не может. Двое суток у плиты — и сухое «спасибо». А потом гора посуды, потому что гости «устали». Я так больше не хочу. Я не обслуживающий персонал.
— Ну зачем ты так? — Андрей нахмурился. — Это же родные. Новый год — семейный праздник.
— Семейный — не значит каторжный, — Марина усмехнулась. — Ты правда думаешь, что «поможешь»? Ты путаешь кинзу с петрушкой, а чистка картошки у тебя — подвиг года. В итоге всё снова будет на мне. Нет.
Она тяжело опустилась на стул и закрыла лицо руками. Андрей осторожно обнял её за плечи.
— Отказать сейчас будет некрасиво, — тихо сказал он. — Они уже настроились. Давай так: я поставлю условия. Половину еды они привозят с собой. Салаты, закуски. Мы делаем только горячее. И посуду моем все вместе. Честно.
Марина посмотрела на него. В его глазах было искреннее желание всё уладить. Он всегда таким был — мягким, уступчивым. И этим пользовались.
— Хорошо, — наконец сказала она. — Но это последний раз. Если они приедут с пустыми руками и снова усядутся ждать обслуживания — я сорвусь.
— Договорились! — Андрей оживился и тут же потянулся к телефону. — Я всё им объясню. Ты у меня самая лучшая.
Марина смотрела ему вслед и чувствовала, как внутри ворочается тревожное предчувствие. Слишком хорошо она знала, чем обычно заканчиваются такие обещания.
Утром тридцатого декабря Марину разбудил запах кофе и… чистящего средства. Она удивлённо обнаружила, что Андрей уже не спит.
На кухне происходило нечто непривычное. Андрей в старой футболке яростно натирал фасады шкафов. Столешница блестела, раковина была пустой.
— Мне страшно, — сказала Марина, прислоняясь к косяку. — Это что, генеральное покаяние?
— Доброе утро, — улыбнулся он, вытирая лоб. — Решил доказать, что я не бесполезен. Уборка — полностью на мне. Ты отдыхаешь.
Она невольно улыбнулась. Его старания были трогательными. Марина налила кофе и села за стол.
— Ладно, герой. А что с едой? Ты поговорил со Светой?
Андрей на мгновение замер, сжимая тряпку, и энтузиазм испарился. Он отвернулся к окну.
— Поговорил…
— И? — Марина напряглась.
— У неё ремонт, плита отключена, всё в плёнке. Готовить негде.
— Хорошо, — холодно сказала Марина. — А мама?
— У мамы давление из-за погоды. Не до магазинов.
Марина медленно поставила чашку.
— А альтернативы? Заказать еду? Купить готовое? Скинуться деньгами?
Андрей молчал, опустив плечи.
— Они сказали… — он вздохнул. — Что привезут себя и хорошее настроение. А стол — с нас, раз мы всё равно дома. И ещё… Света попросила твой салат с креветками. Тот самый. Ей он очень понравился.
В кухне повисла такая тишина, что слышно стало, как на стене размеренно тикают часы — будто отмеряя Маринины последние крупицы терпения.
— Значит, салат с креветками… — медленно повторила она. — И «давление». И «ремонт».
Марина резко поднялась. Стул, отъезжая, противно скрипнул по полу.
— Марин, подожди! — Андрей бросил тряпку и шагнул к ней. — Я сам в магазин поеду, всё куплю! Я эти проклятые креветки почищу, честно. Мы вытянем!
— Нет, Андрей. «Мы» здесь не вытягиваем, — она посмотрела ему прямо в глаза. — Потому что «мы» в этой схеме — это упряжка. Ты будешь носиться по магазинам, я — стоять у плиты, а твоя сестра устроится на этом стуле, будет пить моё вино и рассказывать, как ей непросто. А я снова окажусь обслуживающим персоналом. Я больше не играю.
— И что ты предлагаешь? Отменить всё за сутки? Они же обидятся насмерть!
— Пусть обижаются. Это их решение, — отрезала Марина и направилась в спальню. — Я уезжаю к своим. Мама с папой звали нас ещё две недели назад. У них баня, лес, ёлка во дворе и главное — они не приезжают «с хорошим настроением» вместо еды и помощи.
— Марин… это как-то… слишком, — пробормотал Андрей, плетясь следом.
Марина уже вытащила дорожную сумку из шкафа.
— Слишком — это садиться на шею родственникам и делать вид, что так и надо. Я еду. Ты можешь остаться: встречай Свету, маму, их «праздничный вайб» и чисти им креветки. А можешь поехать со мной. Выбирай. Только знай: если останешься — я появлюсь дома не раньше третьего января.
Андрей смотрел на жену и вдруг увидел то, что раньше проскальзывало мимо: как дрожат её руки, складывая свитер; как усталость прорезала лицо; как она держится на одном упрямстве. И в этот момент ему стало ясно: ещё один такой Новый год — и он рискует потерять не праздник, а Марину.
— Я с тобой, — твёрдо сказал он. — Да к чёрту эти креветки.
Собирались они быстро, будто эвакуировались из окружения. В багажник полетели пакеты с подарками, коробки конфет, колбаса, сыры, банки с икрой — всё, что Марина закупала к столу и что теперь решила отвезти родителям.
Когда машина выскочила за город, бетонные коробки остались позади, а вокруг потянулись заснеженные ели, Марина впервые за двое суток выдохнула полной грудью.
— Ты им позвонил? — спросила она, глядя на мелькающие деревья.
Андрей, напряжённо следивший за дорогой, поморщился.
— Пытался. Три раза маме, два раза Свете.
— И?
— Не отвечают. Сбрасывают или молчат.
Марина подняла брови:
— Странно. Обычно на тему «бесплатно и срочно» у них связь ловит идеально.
— Думаю, это расчёт, — Андрей невесело усмехнулся. — Они знали, что я начну говорить про еду и обязанности. Поэтому спрятались до последнего, чтобы приехать и поставить нас перед фактом: «Мы уже тут, не выгоните же». Удобная тактика.
— Красиво играют, — фыркнула Марина. — Ну что ж, сюрприз у нас тоже готов.
Они молчали ещё минут двадцать. Марина видела, как Андрея трясёт изнутри: он то и дело косился на телефон. Он всю жизнь привык быть «хорошим», удобным — сыном, братом, человеком без границ. Ломать это было больно, как выправлять старый перелом.
— Ты не виноват, — мягко сказала Марина, накрывая его руку своей ладонью. — Ты просто учишься говорить «нет». Это нормально.
— Знаю, — выдохнул Андрей. — Просто… жалко их. По-человечески.
— Жалко? — Марина покачала головой. — Они годами живут на чужой жалости, Андрей.
Родительский дом встретил их правильно: тёплым светом в окнах, дымком из трубы и радостным лаем старого Барона.
Мороз щипнул нос запахом хвои и печного дыма. Отец Марины, в валенках и тулупе, уже спешил к воротам с распахнутыми руками.
— Приехали, партизаны! — гремел он, прижимая дочь к себе. — А мать уже вся извелась! Андрюха, здорово! Давай сумки, чего застыл?
Внутри пахло пирогами и мандаринами. В углу мерцала настоящая ёлка с игрушками из детства. Мама выбежала из кухни, вытирая руки о передник.
— Ну наконец-то! Проходите, грейтесь. Сейчас чай с дороги, а потом баньку растопим.
Ни уколов, ни претензий, ни «почему так поздно». Просто забота. Марине защипало глаза. Она, не раздеваясь толком, уже потянулась помогать:
— Мам, давай я картошку дорежу.
— Сиди, — махнула мама. — Всё почти готово. Лучше огурцы достань, папа просил.
Андрей тем временем с тестем уже таскал дрова к камину, обсуждая рыбалку и зимние снасти. В доме была та атмосфера, о которой Марина мечтала: спокойная, тёплая, деятельная — без спектаклей.
И тут на комоде завибрировал телефон Андрея.
Резкий звук рассёк уют. Андрей замер с охапкой дров. На экране — фото сестры. Он поставил дрова, вытер руки и вышел на веранду. Марина, переглянувшись с мамой, пошла следом и остановилась в дверях.
— Алло? — голос Андрея был ровным, но напряжённым.
Даже из динамика слышался визг:
— Андрей! Вы что, глухие?! Мы полчаса под дверью! Домофон, стук — тишина! Дети мёрзнут! Вы где?!
Андрей медленно вдохнул морозный воздух.
— Свет, я звонил тебе с утра. Пять раз. Ты не брала. Мама тоже.
— Я собиралась! Какая разница?! Мы приехали! Открывай! — закричала Света. — Хватит цирк устраивать!
— Мы не дома, Света, — спокойно сказал Андрей. — Мы уехали.
Пауза повисла такая плотная, что казалась осязаемой.
— В смысле… уехали? — голос сестры стал тише, но истерика полезла наружу. — Куда?! А мы?! Мы же рассчитывали! У меня ремонт, там нельзя!
— Я пытался договориться. Просил помочь, обсудить, что вы привезёте. Вы меня проигнорировали и решили поставить перед фактом.
— Ты издеваешься?! — взвизгнула Света. — Маме плохо! Мы тут стоим… с сумками! Где запасные ключи? Мы зайдём и подождём!
Марина увидела, как побелели костяшки Андрея на телефоне.
— Ключей нет. И нас не будет. Мы вернёмся третьего.
— Ты не имеешь права! Это подлость! Ты бросаешь семью! Что нам делать?! Идти в мою разваленную квартиру и жрать бутерброды?!
— Можете заказать доставку. Можете пойти в ресторан. Вы взрослые, разберётесь, — коротко ответил Андрей.
— Да пошёл ты! — рявкнула Света. — Подкаблучник! Это твоя жена тебя накрутила! Чтобы ноги вашей у нас не было!
— Хорошо, — так же спокойно сказал Андрей.
Трубку, похоже, перехватила мать:
— Андрюша… сынок… — голос дрожал, давил на жалость. — Мы же родные… мы же с душой… а ты нас на мороз…
Андрей прикрыл глаза. Это был самый трудный момент — тот самый крючок вины.
— Мам, вы не «с душой». Вы «на готовое». Ты видела мои звонки. Ты специально не взяла, чтобы я не мог сказать «нет». Так вот: нет. С наступающим.
Он нажал «отбой» и тут же включил авиарежим. Несколько секунд Андрей стоял, глядя в заснеженный сад, где под фонарём кружили хлопья снега.
Марина вышла к нему и обняла со спины, прижавшись щекой к его куртке.
— Ты как? — тихо спросила она.
— Странно, — Андрей повернулся. В его глазах была усталость и неожиданная взрослость. — Я думал, мир рухнет. А он… стоит.
— Стоит, — улыбнулась Марина. — И даже звёзды видно.
— Они сейчас нас проклинают, — выдохнул он с кривой усмешкой.
— Возможно. Зато впервые сами решат, как встречать праздник. Может, даже получится «семейно» — в борьбе с ремонтом, — Марина прищурилась.
Андрей рассмеялся и прижал её крепче.
— Спасибо… что вытащила.
— Пойдём, — сказала Марина, беря его за руку. — Папа шампанское открывает, а мама ругается, что пироги остынут.
Они вернулись в тепло. Дом шумел, звенел посудой, пахнул выпечкой и настоящим уютом. Телефон Андрея лежал на комоде — тёмный, молчаливый, больше не управляющий их жизнью.
В этот вечер они праздновали не только Новый год. Они отмечали свободу. И когда под бой курантов Андрей загадывал желание, он точно знал: оно не про деньги и не про карьеру. Оно было про смелость — всегда выбирать тех, кто выбирает тебя.
