У меня есть сосед — Николай Иванович. Седой мужчина с вечным прищуром, будто всегда смотрит на мир чуть внимательнее, чем остальные. Мы с ним часто встречаемся в магазине или сидим рядом на скамейке возле дома. Разговоры у нас простые: про здоровье, про цены, про то, как было раньше. Но однажды он неожиданно признался мне почти шёпотом, словно открывал что-то сокровенное:
— Я перестал ждать звонков от сына. Он ведь всё равно не звонит, а у меня только сердце болит. Я решил по-другому жить.
Эта фраза зацепила меня. Я тоже перестал ждать звонков. Не потому, что разочаровался в детях или решил, будто они плохие. Просто понял: постоянное ожидание отнимает у меня самого жизнь. И я хочу рассказать, как пришёл к этому и какие выводы сделал.
Я перестал мерить любовь числом звонков
Раньше казалось: позвонили — значит, помнят, не позвонили — забыли. Но звонок — лишь форма, не больше. Можно говорить каждый день и оставаться чужими, а можно встретиться раз в месяц и чувствовать настоящую близость.
Вот моя дочь, она врач. Её день расписан по минутам. Если бы я настаивал, чтобы она звонила чаще, это превратилось бы для неё в тяжёлую обязанность. И тогда радость общения сменилась бы раздражением. Лев Толстой писал: «Любовь живёт только там, где есть свобода». Теперь я это понимаю — любовь важнее любых правил и обязательств.
Я понял, что у них другой ритм
Мы, старшие, живём размеренно. У молодых — всё иначе: утром работа, днём заботы, вечером дела по дому, ночью планы и недосып. Как-то я спросил сына:
— Почему редко звонишь?
А он ответил:
— Пап, я даже себе времени не нахожу, куда уж звонить.
И я вспомнил себя в сорок лет. Я тоже нечасто звонил матери. Не потому что не любил, а от усталости. Можно было выкроить пять минут, но когда ты выжат до капли, то на другом конце провода нечего подарить — ни тепла, ни сил. Тогда я понял: дети не хуже нас, они просто живут в другом темпе.
Я перестал тащить прошлое в настоящее
Многие думают: «Я растил, я отдавал, теперь они обязаны». Но, по правде, никто никому ничего не должен. Родительство — это не вклад в банк. Это сад, где дерево растёт, куда ему нужно.
У моего друга Виктора сын уехал в Канаду. Три года не приезжал. Виктор обижался: «Я же ему всё отдал!». А потом смирился и сказал мудро:
— Мы рожаем детей для их жизни, а не для того, чтобы они служили нашим одиночеством.
Эта мысль многое прояснила.
Я научился звонить первым
Сначала внутри сидела гордость: «Почему это я должен? Я старший». А потом спросил себя: что мешает? Беру телефон, набираю внука:
— Привет, Димка, как школа?
— Дед, я уже в институте! — смеётся он.
И разговор течёт легко, без усилий. Я перестал ждать инициативы и почувствовал, как уходит обида. А ведь именно обида способна разрушать куда сильнее, чем одиночество.
Я нашёл себе другие источники радости
Раньше сидел у окна, ловил звонок, будто это единственный смысл. Теперь у меня есть грядки, книги, друзья в шахматном клубе. Недавно попробовал акварель — соседка показала.
Когда твой день наполнен делами, звонки перестают быть мерой счастья. Тогда каждый звонок — это подарок, а не подаяние от тоски. Чехов говорил: «В человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Я добавлю: и увлечения тоже.
Важно не количество, а содержание
Однажды сын позвонил:
— Пап, хочу серьёзно поговорить.
Мы проговорили больше часа. Он советовался о покупке дома. И я понял: я всё ещё нужен. Пусть звонки редкие, но в них настоящая ценность.
Главная тяжесть рождается не из редких звонков, а из наших ожиданий. Отпустишь их — и жизнь перестанет быть бухгалтерией, где дети будто бы должны платить «по счетам». Когда сам наполняешь свой день делами и радостью, любое внимание семьи становится благословением, а не долгом.
Недавно у Николая Ивановича был юбилей — семьдесят девять. Вся родня собралась, во дворе бегали внуки, а в доме пахло пирогами. Я сказал ему:
— Смотри, всё-таки все приехали.
Он взглянул на меня и ответил спокойно, почти ласково:
— Видишь ли, я ничего не ждал. Поэтому у меня только радость. Чистая, тёплая, без горечи.
В этих словах и скрыт главный ответ.
