Осmавленный на вокзале

Каждое утро на вокзале, когда город только начинал пробуждаться, а первые электрички неспешно катились по рельсам, протяжно гудя в утренней тишине, появлялся мальчишка. Ему было лет двенадцать, худощавый, в куртке явно не по размеру, а за спиной у него болтался огромный, потрёпанный рюкзак, местами зашитый грубыми нитками.

Он двигался проворно, почти бегом, лавируя между сонными пассажирами, спешившими на работу или возвращавшимися с ночных смен. В одной руке сжимал пачку газет, другой ловко протягивал их проходящим мимо людям.

— «Свежие новости! Не проходите мимо!» — звонко выкрикивал он, и голос его разносился эхом по пустоватым платформам.

Улыбка никогда не сходила с его лица. Даже когда мороз пощипывал щеки, раскрашивая их в румяные пятна, а пальцы немели от холода, он продолжал раздавать газеты, будто этот ранний, промозглый вокзал был для него домом. Его искренность и лучистая улыбка, казалось, были единственным тёплым пятном в этом месте, среди холодных стен, суеты и вечного скрипа тормозов прибывающих поездов.

Люди привыкли к нему. Он стал частью вокзального пейзажа, таким же привычным, как облупленные скамейки, продавцы горячего чая или проводники, выходящие покурить перед отправлением. Никто особенно не задавался вопросами: кто он, откуда и почему здесь каждый день. Он просто был.

— А ты чего не в школе? — однажды буркнул сторож Лёха, откусывая дымящийся пирожок с картошкой. Лёха любил побеседовать, показать, что он тут хозяин, но голос его не был злым — скорее, любопытным.

Мальчишка лишь пожал плечами, не замедляя шага.

— Так рано ещё, — усмехнулся он, подмигнул Лёхе и растворился в толпе.

И действительно, кто бы спорил? Утро только началось, а мальчишка уже носился по платформам, успевая предложить газеты каждому, кто проходил мимо. К моменту, когда первые лучи солнца начинали отражаться в вокзальных окнах, половина тиража у него уже была распродана.

Но однажды старый проводник, которого все звали просто Дед Иван, заметил странное. Он проработал на железной дороге всю жизнь и повидал многое: и пассажиров, забывающих сумки, и тех, кто уезжал в никуда, оставляя позади прошлое. У него было особое чутьё на людей, и этот мальчишка его зацепил.

Однажды вечером, когда последний поезд ушёл и вокзал опустел, Дед Иван, собираясь домой, краем глаза заметил знакомую фигурку. Мальчишка. Но теперь он никуда не спешил, не выбегал на улицу, как другие ребята, которым пора к родителям. Он остался.

Иван Иванович прищурился и, делая вид, что просто проходит мимо, наблюдал. Мальчишка огляделся, убедился, что вокруг никого, и медленно пошёл вдоль платформы. Затем присел на одну из дальних скамеек, снял рюкзак, вытянул ноги и подложил его себе под голову, натягивая шапку на глаза. Куртку застегнул до подбородка, кутаясь в неё, словно в одеяло.

Дед Иван нахмурился. Это было ненормально. Взрослые могли ночевать на вокзале — у кого-то не было денег на гостиницу, кто-то опоздал на поезд. Но мальчишка? В промозглом холоде, среди сквозняков?

На следующий вечер Иван Иванович задержался после смены. Он теперь работал охранником на складе — для проводника возраст уже был неподходящий. Но что-то не давало ему покоя. Он снова пошёл к той скамейке, где вчера увидел мальчишку. Сел, развернул газету, делая вид, что читает, и стал ждать.

Вечер наступал медленно. Ветер гнал сухие листья по асфальту, где-то вдалеке лаяла собака, хлопали двери подъездов. И вот наконец мальчишка снова появился. Не спеша, он пересёк пустую площадь перед вокзалом, остановился на секунду, словно проверяя обстановку, и подошёл к той же самой лавке.

Иван Иванович, продолжая держать газету, украдкой посмотрел на него.

— Ты чего здесь ночуешь? — спросил он негромко.

Мальчишка вздрогнул, глаза метнулись в сторону, но он быстро взял себя в руки.

— Просто… удобно тут, — пожал плечами, стараясь не выдать тревоги.

Дед Иван сложил газету.

— Домой-то не тянет? Родители, наверное, волнуются?

Мальчишка замер. На лице появилось странное выражение — смесь печали и напряжения. Он полез в карман, вытащил что-то и протянул Ивану Ивановичу.

Старая, потёртая фотография. На ней женщина с тёплой улыбкой, рядом мальчишка лет семи. Узнать его было нетрудно.

— Я маму ищу, — тихо сказал он, голос чуть дрогнул. — Она уехала на поезде и не вернулась.

Иван Иванович почувствовал, как внутри что-то сжалось.

— Как тебя зовут?

— Сашка. Александр.

Дед Иван кивнул, потом, посидев немного в раздумьях, сказал:

— Ладно, Сашка. Завтра принесу тебе еды. А ты мне расскажешь всё, как есть. Договорились?

Мальчишка кивнул, но в глазах его оставалась настороженность. Они были слишком взрослыми для его лет, в них была усталость ожидания и разочарования.

На следующий вечер Иван Иванович пришёл с холщовой сумкой. В ней были два бутерброда и термос с горячим чаем. Когда он увидел Сашку, сидящего на той же лавке, в тонкой куртке, с синими от холода пальцами, он понял — этот разговор изменит их жизни.

Сашка сидел на той же скамейке, что и вчера. В тонкой куртке, с шапкой, натянутой на уши, он выглядел ещё меньше и худее, чем казался днём. Щёки впали, глаза потемнели от усталости. Он старался держаться, будто всё в порядке, но Иван Иванович таких, как он, встречал не раз. Видел сразу – парень замёрз, голоден, и явно не просто так слоняется по вокзалу.

Старик опустился рядом, шумно выдохнув, словно утомился от долгой дороги, хотя прошёл всего несколько метров.

— На, поешь, — сказал он, доставая из холщовой сумки пару бутербродов и термос. — А то смотри, кожа да кости остались.

Сашка сперва хотел отказаться, но предательский урчавший живот выдал его. Он схватил бутерброд, вцепился в него зубами и жадно начал жевать, стараясь при этом держать вид, будто всё под контролем. Горячий чай обжёг губы, но он лишь поморщился, сделал ещё глоток, наслаждаясь теплом, которое разливалось внутри.

Иван Иванович молча наблюдал за мальчишкой. Дождался, когда тот немного насытится, и только потом спросил, понизив голос:

— Ну, рассказывай. Как так вышло, что мама уехала и не вернулась?

Сашка на мгновение застыл, сжав бутерброд в руке. В глазах промелькнула боль, и он глубоко вздохнул, будто решился на что-то трудное.

— Мы с мамой жили вдвоём. Отец ушёл давно… я его почти не помню. Мама говорила, что так лучше. Потом работы у неё не стало, денег становилось всё меньше. Она сказала, что поедет в другой город искать работу, и как только всё устроится, вернётся за мной. Я ждал. Долго ждал… Но она так и не приехала.

Он замолчал, уставившись в пустоту. Листья кружились у его ног, ветер бил в спину, но Сашка, казалось, не замечал ничего вокруг.

— И сколько ты уже тут? — спросил Иван Иванович, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Мальчишка пожал плечами.

— Давно… сначала считал дни, а потом перестал. Какая разница? Главное, что она обещала. А если пообещала – значит, придёт.

Иван Иванович тяжело вздохнул. Он слишком хорошо знал, как бывает. Видел таких историй не одну сотню. Но чтобы вот так – ребёнок, один, среди вокзальной суеты, верит, ждёт, не сдаётся…

Старик не мог оставить всё как есть. Уже в ту ночь, ворочаясь в постели, он знал, что не успокоится, пока не разберётся. Утром он начал расспрашивать знакомых проводников. Фото женщины – старое, потёртое, пожелтевшее от времени – он подсовывал каждому, кого встречал.

— Витька, видел такую? — он сунул снимок коллеге, который курил у тепловоза.

Витька прищурился, повертел фото в руках.

— Не, Ваня, не припоминаю. Может, и не отсюда. Людей тут проходит море, всех не упомнишь…

Другие проводники тоже качали головами.

— Нет, дед, не видели. Ты бы в полицию пошёл, вдруг есть заявление.

Иван Иванович так и сделал. В небольшом полицейском участке, с облупленными стенами и прокуренным воздухом, его встретил ленивый дежурный, жующий бутерброд.

— Чего надо, дед? — буркнул он, не отрываясь от бумаги.

Иван Иванович молча выложил фото на стол.

— Женщина пропала. Сын её ждёт. Может, заявляли?

Дежурный бросил взгляд на снимок, хмыкнул.

— Да мало ли таких. Может, сама ушла. Бывает. Сейчас родители детей бросают, как ненужные вещи.

Иван Иванович сжал кулаки. Злость вскипела в груди, но он знал: ругаться бесполезно. Ему пришлось искать самому.

Следующие дни он обзванивал больницы в соседних городах, объясняя, спрашивая, надеясь. Телефонный справочник изрядно потрёпан, голос сипнет от разговоров, но он не сдаётся.

— Здравствуйте, не поступала ли к вам женщина без документов? С ребёнком… или одна?

На другом конце линии слышались всё те же однообразные ответы:

— Нет, у нас такой не поступало.
— Пока не нашли, попробуйте позже.
— Мы проверим информацию, перезвоните.

Время тянулось мучительно медленно, будто старый поезд, застрявший в снегу. Но Иван Иванович не собирался сдаваться. Каждый день после работы он отправлялся на вокзал, где Сашка продолжал появляться в одно и то же время. Всё тот же закуток у перрона, всё та же обшарпанная скамейка. Мальчишка, как обычно, торговал газетами, его худые пальцы проворно перебирали страницы, а на лице играла привычная, хоть и немного уставшая улыбка.

Когда газеты были проданы, они садились рядом. Город постепенно погружался в вечернюю тишину, последние поезда отправлялись в путь, а на перроне становилось всё меньше людей.

— Не переживай, малец, — уверенно говорил Иван Иванович, хлопая его по плечу. — Мы обязательно найдём твою маму. Уверен в этом.

Сашка кивал, сжимая в руках кружку с горячим чаем, который старик приносил из буфета.

— Спасибо, дядя Ваня… — едва слышно отвечал он, глядя куда-то вдаль, туда, где исчезали огоньки последнего поезда.

Так проходили недели. Затем месяцы. Зима сменилась весной, но Сашка всё так же приходил на вокзал, будто боялся, что если хоть раз пропустит, мама его не найдёт.

А потом, когда Иван Иванович уже начал терять надежду, зазвонил телефон. Он сидел дома, прислушиваясь к тихому шипению чайника, и вздрогнул от резкого трезвона старого аппарата.

— Алло? — ответил он, торопливо поднеся трубку к уху.

На том конце послышался взволнованный голос:

— Вы искали женщину с ребёнком?

Старик замер, крепче сжав телефон.

— Да! Да! Что-то выяснили?

— К нам поступала такая, — проговорил собеседник. — Женщина попала в аварию. Документы при ней не нашли, долго была без сознания, только недавно начала приходить в себя. Начала вспоминать… Кажется, это она.

Иван Иванович почувствовал, как в груди что-то дрогнуло. Он глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки, но голос всё равно дрожал, когда он спросил:

— Где она?

Когда он в тот вечер пришёл на вокзал, руки его дрожали. В глазах стояло столько эмоций, что даже сам Сашка, увидев его, напрягся.

— Ну что, дядя Ваня? — спросил он, с надеждой заглядывая ему в лицо.

Старик кашлянул, прочищая горло, но голос всё равно был хрипловатый.

— Кажется, мы её нашли, парень.

Сашка замер. Несколько секунд он просто смотрел на Ивана Ивановича, не веря своим ушам.

— Правда? — выдохнул он, а потом быстро добавил: — Где?

— В больнице, в соседнем городе. Едем.

Мальчик не раздумывал. Он кивнул так резко, что казалось, он готов был броситься туда прямо сейчас.

Поездка казалась бесконечной. Сашка сидел у окна, сжимая в руках старую фотографию. Его пальцы подрагивали, а в глазах читался страх — страх того, что всё это ошибка, что он приедет, а её там не окажется.

Иван Иванович время от времени бросал на него взгляд, но ничего не говорил. Да и что тут скажешь? Оставалось только ждать.

Когда машина остановилась у больницы, Сашка не стал медлить. Он первым выскочил наружу, едва не споткнувшись. Иван Иванович догнал его, положил руку на плечо.

— Спокойно, сынок, не беги. Давай потихоньку.

Но Сашка уже не мог ждать. Он почти бежал по длинному больничному коридору, пока не оказался перед нужной дверью.

Иван Иванович толкнул её первым.

В палате было тихо. Белые стены, запах лекарств, приглушённый свет. На кровати лежала женщина. Худощавая, ослабевшая, с печальным, но всё таким же родным лицом.

Когда дверь открылась, она медленно подняла взгляд.

— Саша?.. — прошептала она, и в её голосе звучало столько надежды, что у Ивана Ивановича сжалось сердце.

Мальчик на секунду замер, а потом рванулся вперёд.

— Мама!

Он бросился к ней, обняв так крепко, будто боялся снова потерять. Она вцепилась в него с той же силой, гладила по голове, шепча сквозь слёзы:

— Прости меня, мой хороший… Прости…

Иван Иванович стоял в дверях, молча вытирая глаза. Он знал, что не смог бы сдержаться.

Но это уже не имело значения.

Теперь всё было правильно. Теперь мальчишка наконец обрёл то, что искал. Дом.

Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: