— Галя, ты дома или куда запропастилась? Свет у тебя горит, а дверь не открываешь. Ты хоть там живая?
— Да всё в порядке, Люд. Заходи уже, чего на пороге застряла?
— Да у меня всего минут пять есть, забежала узнать: ты к Алёнке пойдёшь на день рождения? Она тебя так уговаривала, ждёт.
— Ох, даже не знаю, Люд… Витька опять сцены устраивает. Заявил, что мне уже поздно по гостям бегать, нечего, мол, людям на глаза показываться.
— Да брось ты! Тебе всего шестьдесят пять, а не девяносто пять! Галь, ты перестань слушать его ворчание.
— Да я и сама понимаю, но он будто нарочно меня из дома не выпускает. Уже и стены давят, а он только раздражается, если я о чём-то своём заикнусь.
Люда вздохнула и стянула с головы шапку. Гале стало неловко, что подруга стоит в прихожей, и она провела её на кухню. Люда присела на старый стул, который угрожающе заскрипел.
— Скажи мне, Галь, сколько ты ещё это терпеть будешь? Помнишь, я с Георгичем тридцать лет жила? А потом поняла, что не могу больше, ушла и ничего, живу прекрасно. И не страшно одной, а даже хорошо. Тебе тоже пора взять себя в руки.
— Люд, ты смелая, а я… я всю жизнь привыкла терпеть, думала, так и должно быть. Встала, накрыла завтрак, потом обед, постирала, убралась, Витька если начнёт ворчать — молчу. Но в последнее время мне вдруг так осточертело всё это! Я вот утром открываю глаза и думаю: «Мне шестьдесят пять, у меня есть муж. Но это не жизнь, а существование».
Галя поставила чайник на плиту, чиркнула спичкой. На столе остывали котлеты, запах жареного лука смешался с несвежим воздухом. Люда взглянула вверх, заметила паутину в углу.
— Галь, ну что ты как в клетке? Окно открой, хоть свежего воздуха впустим.
— Ага, открою. А потом Витька придёт и начнёт: «Чего ты сквозняки устраиваешь? У меня поясница прихватит!»
— Ну и пусть! Открывай, пока его нет.
Галя немного помедлила, но всё же распахнула створку. Ворвался прохладный зимний воздух, шевельнув занавеску. Она села напротив Люды, сложила руки на коленях и устало вздохнула.
— Знаешь, у меня такое чувство, что я свою жизнь зря потратила. Раньше забот хватало — дети маленькие, потом внуки. Казалось, под старость будем спокойно жить, друг друга радовать. А в итоге…
— В итоге вот оно как вышло.
— Да он меня пальцем никогда не тронул, но всё время давит: мол, глупая ты, старая, ничего не понимаешь, нечего тебе по гостям шастать. А я, Люд, уже и говорить с ним боюсь, вдруг опять чем-то не угожу.
— И что, собираешься так до конца дней своих?
Галя отвела взгляд, в горле застрял ком. Вспомнила, как ещё вчера осторожно сказала мужу, что хочет записаться на скандинавскую ходьбу. А он отмахнулся: «Ты что, старуха? Ещё ноги себе переломаешь, сиди дома!» Галя снова смолчала, проглотила обиду.
— Не знаю, Люд… Хоть бы кто-то поддержал. Сын говорит, что я преувеличиваю, что отец не плохой, просто характер у него тяжёлый. Дочери я вообще не жалуюсь, у неё своих забот хватает.
— Да ну этих советчиков! Тебе самой не житья, а они ещё отца защищают. Сколько можно?
— Может, ты и права… Ладно, беги уже. Спасибо, что заглянула. Подумаю насчёт Алёнкиного дня рождения.
Люда ушла, а Галя, закрыв окно, медленно осмотрела кухню. Потёртые шкафчики, облупленная краска. «Надо бы обновить…» – подумала она, но тут же представила, как Витя скажет: «Ладно, и так сойдёт». У него всегда всё «и так сойдёт».
За дверью послышались шаги. Витя вернулся из магазина.
— Галь! Опять проветривала? Сколько раз тебе говорил – у меня суставы!
— Да не переживай, я уже закрыла. Всего на несколько минут…
— Минут?! Тебе мозги ветер выдул, что ли? Давай лучше чай завари.
Галя молча поставила на стол чашки, заварила чай. Витя сел, с грохотом поставил на стол пакет.
— Ты чего такая недовольная? Людка опять приходила, мозги тебе пудрила?
— Да заходила. Просто поговорили.
— Надоела она мне! Вечно тебя настраивает. Сама без мужа бегает где попало, и тебя туда же тянет.
— Никто меня не настраивает, Витя. Я сама думаю.
— Ну-ну, думательница. И хватит дурью маяться! Завтра на день рождения к Алёнке не пойдём. Там шум, веселье. Мне это не нравится.
Галя сжала губы. Хотелось накричать, но привычка сдерживаться победила. Витя схрумкал котлету, допил чай и ушёл в зал смотреть телевизор.
На следующий день Галя поехала на рынок за продуктами. В голове вертелась мысль: «А может, Люда права? Может, я ещё могу что-то изменить?»
В переходе её окликнула тётя Нина, продававшая носки.
— Галь, как живёшь?
— Да как… Витька ворчит, а я бегаю туда-сюда.
— Главное, что вместе. Некоторым и этого нет.
— Да я это понимаю… Только от этого не легче.
— Ладно, не грусти. Купи носочки, зима холодная будет.
Галя купила пару тёплых носков – ей всегда было жаль тётю Нину, стоящую тут годами на сквозняке.
Вернувшись домой, Галя прошла в спальню, присела на кровать. В зале раздавался голос телевизора – Витя снова ругался на цены и политику. «Вот так и вся жизнь пройдёт…» – подумала она. Но вдруг внутри что-то вспыхнуло: «Нет! Хватит! Я ещё жива, я могу!»
— Вить! Я пойду к Алёнке на день рождения.
— Чего?! Я же сказал, не пойдём!
— Ну, ты не иди. А я пойду.
— Да ты совсем с ума сошла?
— Если хочешь так думать – думай.
Галя встала. Она впервые за долгие годы перечила мужу. Витя зло посмотрел на неё.
— Ах, так? Ну и катись! Только назад можешь не возвращаться!
— Да хоть вообще не открывай дверь.
Она быстро оделась, накинула пальто. Вспомнила про красивые ботинки на каблуке, которые подарила дочь, но решила не рисковать на гололёде и выбрала старые сапоги.
Когда Галя вошла в квартиру внучки Алёнки, там уже было полно гостей — в основном молодёжь, человек десять. Мать Алёнки, старшая дочь Галины, жила в другом городе и не смогла приехать. Алёнка, увидев бабушку, тут же бросилась ей навстречу:
— Бабуля! А я уж думала, ты не приедешь!
— Как же я могла не приехать, родная? Я очень хотела тебя поздравить.
— Ну проходи скорее, садись. Ты голодная? Мы уже торт достали, но ещё салаты есть, я сейчас принесу.
Галина огляделась — за столом сидела соседка Алёнки, Света, которая сначала встретила её недоверчивым взглядом, но вскоре оттаяла. За праздничным столом звучали тосты, смех, поднимали бокалы (Галя выбрала морс), обсуждали забавные истории. Алёнка всё время подзывала её ближе:
— Бабуль, садись рядом, расскажи что-нибудь интересное!
Гале было немного непривычно, но на душе становилось тепло — молодёжь не воспринимала её как старуху, не сторонилась, а искренне включала в беседу. Она понемногу расслабилась, разговорилась. Впервые за долгое время чувствовала себя не обузой, не кухаркой, а частью живого, весёлого вечера.
— Алёнушка, родная, я желаю тебе всегда быть свободной и смелой, — сказала Галя, поднимая бокал с морсом. — Никогда не позволяй другим решать за тебя, особенно если это касается твоего будущего.
Гости поддержали её аплодисментами, а внучка крепко обняла бабушку.
— Я так рада, что ты приехала! Хочешь, оставайся на ночь? Уже поздно, холодно.
— Нет, милая, мне пора домой. Не хочу лишний раз с дедом ссориться. Но спасибо тебе.
Галя аккуратно высвободилась из объятий, накинула пальто и вышла в подъезд. На улице поднялась метель, ветер завихрял снежную пыль под уличным фонарём. Она стояла, наблюдая за этим зрелищем, а в голове звенели слова мужа: «Вернёшься — не впущу».
— Ну и пусть, — пробормотала Галя себе под нос. — Я всё равно должна попробовать жить, а не просто существовать.
Когда Галя добралась до дома, дверь оказалась заперта изнутри. Она попробовала ключом, но задвижка не поддавалась. Позвонила в звонок. Тишина. Постучала, потом спустилась во двор и посмотрела на окна — свет горел. Значит, Витька дома.
Снова поднялась, настойчиво забарабанила кулаком по двери.
— Вить! Открой!
— А вот и нет! — донёсся из-за двери раздражённый голос. — Сама сказала: «Хоть не открывай», вот и не открываю!
Галя постояла в замешательстве, но дверь так и не распахнулась. Её сердце болезненно сжалось от унижения. Подъезд был холодным, лампочка у лестницы мигала. В этот момент на площадку вышла соседка с третьего этажа, Оксана:
— Галь, ты чего тут на морозе стоишь?
— Да вот, не пускает меня Витя домой.
— Ну и старый дурак! Ладно, пойдём ко мне, чаем напою, а хочешь — переночуешь.
Галя с благодарностью кивнула. Они жили в одном доме уже больше пятнадцати лет, но у Оксаны она ни разу не была. В квартире пахло ладаном, на стенах висели иконы, в углу мерцала лампадка.
— Ну вот, располагайся, Галь. Кровать у меня одна, так что тебе на диванчике постелю.
— Спасибо тебе, Оксан… Ты не подумай, я не хотела никого беспокоить…
— Да ладно, я же знаю твоего Витьку. Стал грубый, несносный. Ночуй спокойно, а завтра решишь, что делать.
Галя сидела на диване, глядя на старые обои, прислушиваясь к тихому шёпоту молитв Оксаны. В груди жгло то ли от обиды, то ли от странного чувства свободы. Может, это знак судьбы? Что пора уже освободиться от человека, который только ломает её, и начать жить по-другому?
Утром Галя пошла домой. Дверь была открыта. Витя сидел за кухонным столом, ел кашу, будто ничего не произошло.
— Ну что, нагулялась?
— Я у Оксаны ночевала, — ответила Галя спокойно.
— Да мне плевать, где ты была. Только смотри — пенсия твоя в дом, ясно?
— Нет, Витя. Теперь мои деньги — это мои деньги.
— Что?! — он резко отставил тарелку, побагровел. — Ты совсем умом тронулась? Забыла, кто в доме хозяин?
Галя вдруг почувствовала, как внутри вспыхивает огонь. Если бы она была моложе, может, испугалась бы. Но сейчас… Сейчас ей было всё равно.
— Нет, Вить. Я поняла, что никто не хозяин моей жизни, кроме меня самой. Так что хватит.
— Ах вот как?! Ты решила, что можешь просто взять и уйти?! Да кому ты нужна в свои шестьдесят пять? У тебя ни сил, ни приличного дохода, дети на себя заняты!
— Это уже не твоя забота.
Она повернулась и пошла в комнату собирать вещи. Захватила документы, фотографии, медали отца. Хотелось выбежать отсюда без оглядки, но надо было решить, куда направиться.
— Ты думаешь, у тебя что-то выйдет? — злобно бросил Витя. — Да ты сдохнешь с голоду!
Галя обернулась, взглянула на него. Этот человек, которого она когда-то любила, теперь был для неё просто злобным, холодным стариком.
— Если даже так, Витя… Лучше с голоду, чем жить рядом с тобой.
Она достала телефон, набрала номер.
— Люд, привет. Я ухожу от Витьки. Можно я пока поживу у тебя?
— Конечно, Галя! Давай, дуй ко мне, разберёмся вместе.
Галя захлопнула чемодан. Витя стоял с перекошенным лицом, губы дрожали от злости.
— Чтоб и не возвращалась! — прокричал он ей вслед.
Когда Галя вышла во двор, телефон в её сумке зазвонил — номер сына. Она вздохнула, но всё же ответила.
— Мам, что у вас случилось? Папа мне звонит, кричит, что ты его бросила!
— Так и есть, сынок. Я ушла. Больше не могу так жить.
— Мам, ну, может, ты всё-таки погорячилась? Он ведь старый, ему трудно, да и уход нужен…
— А я, выходит, не старая? Я, значит, не заслуживаю спокойной жизни без унижений?
— Ну что ты, конечно, заслуживаешь… Просто, понимаешь… Мы с Леной тебе сейчас помочь не можем, ипотека, дети… Да и Анька далеко. К Алёнке же ты не переедешь?
— Не волнуйся, к вам я точно не навязываюсь. Справлюсь сама.
Сын что-то ещё говорил, но Галя слушала уже вполуха. Внутри она отчётливо чувствовала: никто за неё решение не примет. Всё в её руках.
Люда с радостью приняла подругу. Жила она одна в двушке, и вторая комната пустовала.
— Только на пару недель, потом найду что-то, — пообещала Галя.
Первое время было непривычно: не хватало привычного быта, рутины. Но потом Галя вдруг поняла, что больше не боится вернуться домой и снова услышать ворчание Вити. Она записалась на курсы скандинавской ходьбы, о которых давно мечтала. Люда с улыбкой наблюдала:
— Ну ты даёшь, Галь! В первый же день и расписание узнала, и всё организовала.
— А почему нет? Надо же форму поддерживать. Мне 65, но я ещё могу ходить, могу учиться новому.
По вечерам они сидели на кухне, пили чай и болтали, словно две школьницы.
— Слушай, — задумчиво сказала Галя однажды. — А если Витя начнёт гадости делать? Он же не из тех, кто легко отпускает.
— Пусть попробует. Ты ему чётко покажи, что терпеть больше не намерена.
Как оказалось, Люда была права. Уже через неделю Витя позвонил, с ехидцей заявил:
— Я решил, надо разводиться. Чтоб ты на мою квартиру не рассчитывала.
— Разводись, — спокойно ответила Галя. — Квартира твоя, ты её по наследству получил, мне она не нужна.
— А как же всё, что мы нажили? Телевизор, мебель?
— Бери, мне ничего не надо. Только оставь меня в покое.
На том конце провода раздался злорадный смешок.
— Вот и отлично! Посмотрим, как ты одна жить будешь. Денег у тебя нет, квартиру не купишь, будешь по углам ютиться. Помяни моё слово — ещё приползёшь!
Но Галя больше не дрожала. Теперь у неё была уверенность: даже если придётся ютиться в съёмной комнате, это всё равно лучше, чем прежняя жизнь в страхе.
Через месяц Галя сняла небольшую квартирку у знакомых — они уезжали на год, и были рады сдать жильё недорого, но надёжному человеку. Люда помогла с переездом.
И тут Галя ощутила настоящее чувство свободы. Больше не было тяжёлых утренних пробуждений, не нужно было ходить на цыпочках, подстраиваться, терпеть ворчание. Она записалась в группу танцев при Доме культуры. А когда Алёнка снова пригласила её в гости, Галя, впервые за долгие годы, согласилась без страха, без оглядки на кого-то.
Однажды вечером, возвращаясь с прогулки, она подняла голову. Небо было чистое, усыпанное звёздами. Никогда раньше она не замечала, какое оно глубокое. Морозный воздух свежий, приятный. Фонари мягко освещали дорогу, лёгкий снежок искрился в свете.
Галя улыбнулась себе.
— Мне 65. Я жива. И теперь это настоящая жизнь.
Телефон завибрировал в кармане — Люда.
— Ну как прогулка?
— Замечательно, Люд. Чувствую себя так, будто родилась заново.
— Смотрю, ты прям расцвела! Завтра заходи, чаю попьём.
— Конечно.
Галя отключила телефон, спрятала в карман. Вспомнилось то давнее чувство бессмысленности, которое не отпускало её ещё пару месяцев назад. Будто это было в другой жизни.
Теперь она шла вперёд, уверенно стуча палками о тротуар, и чувствовала себя победительницей.
