Варвара пристально смотрела на двух девочек, тесно прижавшихся друг к другу.
Старшая заботливо обнимала младшую, закутанную в поношенную шерстяную шаль, из которой выглядывали только два испуганных глазёнка-бусинки.
— Ну, проходите, — пробасил Михаил, тяжело вздохнув. — Мать, помоги.
Варвара медлила, но всё же шагнула вперёд, приняв из рук сына узел с вещами этих… чужих… неизвестно откуда взявшихся девчонок.
— Мишаня, — будто не замечая сирот, она повернулась к сыну. — Где ты их подобрал?
— В городе, — коротко бросил он, даже не глядя в её сторону.
Варвара перевела взгляд на девочек.
— Ну что стоишь? Раздевайся, — кивнула она старшей, а сама наклонилась к младшей, аккуратно развязывая узел на её шали.
Худенькие ручки, тонкая шея, словно былинка, лицо бледное, губы плотно сжаты. Варвара нахмурилась: волосы у девчонки обрезаны под самый подбородок, а в прядях застряла старая деревянная гребёнка. Не по-девчоночьи это — без косы.
А та всё ещё держала в руках ветхое пальтишко, не зная, куда его деть.
— Клади на лавку и проходи в горницу, — наконец сказала Варвара.
Старшая девочка осторожно переступила порог, оглядываясь по сторонам. В доме было чисто и тихо.
На окнах висели занавески с кружевами, связанные вручную. В углу на полке стояли фотографии мужчины и женщины, чуть натянутые улыбки, головы склонились друг к другу. Дальше — множество снимков в рамках под стеклом.
На круглом столе лежала вышитая скатерть, а рядом — аккуратно сложенные подушки на деревянном диване. На стене тикали часы, нарушая тишину размеренным тик-так… тик-так…
Тем временем Варвара помогала младшей выбраться из одежды. Сняла шубёнку, развязала шапку — и застыла.
— Батюшки… парнишка, что ли? — воскликнула она. — Как тебя зовут?
Ребёнок моргнул и тихо произнёс:
— Мамка меня Еголо́й звала, сестра Настюфка — Еголо́й, а бабушка злая — Еголо́й-паразитом…
— Господи… — выдохнула Варвара. — Ладно, ступай к сестре. Беги!
Она подхватила шубку и, выскочив в сени, громко крикнула:
— Мишааа!
Сын ворочал мешки, что-то перекладывал, нахмурившись.
— Откуда ты их взял, ирод? — Варвара прищурилась.
— Мои, — спокойно ответил Михаил, даже не оборачиваясь.
— Какие твои?! — голос её задрожал. — Ты же… у тебя… ты ж никогда… Где ты их украл, а?! Мишка! Тебя ж посадят, Господи… Что ж ты натворил!
— В дом иди, мать, — буркнул он, не теряя самообладания.
Варвара побледнела, но всё же вошла в дом. Что теперь делать?
Кроме Михаила, у неё никого не осталось.
Степана, мужа, и троих сыновей отняла вoйнa.
Только Мишка уцелел. Да и то… чудом.
Его не взяли на фрoнm — мал был. Четырнадцати не было. Да и молчал долго, до восьми лет почти ни слова не говорил. В интернате учился, а потом грянула вoйнa…
Варвара тихонько всхлипнула. Она всегда плакала, вспоминая прошлое.
Макар… Фёдор… Илья…
Её мальчики. Трое сыновей, которых забрала вoйнa.
Остался только Михаил. Самый младший.
Он вырос, крепко стал на ноги, выбрал себе жизнь среди лесов – работал в лесничестве. Да, суровая работа, но подходила ему. Варвара давно смирилась, что внуков ей не дождаться.
— Ты бы хоть бабу себе какую завёл, Мишка, — тихо сказала она, покачав головой. — А то помру, кто ж тебе щи варить да рубахи штопать будет?
Сын молчал. Лишь отмахнулся и снова ушёл в себя, как всегда.
Михаил редко оставался в деревне надолго. Дважды в месяц ездил в город – то за продуктами, то для матери что-то привезти: нитки, тряпки, иголки, рукодельные безделушки. Книги привозил, много книг. Сам читал запоем. А Варвара, неграмотная, слушала бы, да только Мишка не любил читать вслух.
А теперь вот гляди, что удумал! Детей где-то взял…
Две фигурки сидели рядышком на краешке лавки. Тихие, настороженные, будто боятся вздохнуть.
Варвара вздохнула, вытерла нос рукавом.
— Есть хотите? — спросила она.
Дети молчали.
— Ну пойдёмте, покормлю вас.
Она неожиданно засуетилась. Взад-вперёд по кухне, от печи к столу, то картошку разомнёт, то хлеба нарежет. Михаил вошёл в дом и застал их за едой.
Дети ели аккуратно, медленно, словно не привыкли к горячему.
«Голодали, что ли?» – с тревогой подумала Варвара.
— Кушайте, кушайте, — подала детям кружку. — Молока хотите? Держите, вот так.
Михаил молча вымыл руки, вытер полотенцем, что мать подала, и сел за стол. Варвара тут же подскочила, положила перед ним миску, подала хлеб.
И вдруг девочка, что постарше, поднялась и стала помогать.
Вот так раз!
Тоненькими ручками убрала хлебницу, поправила ложку, потом, несмело взглянув на Варвару, спросила:
— Где можно помыть посуду?
И, не дождавшись ответа, быстро взялась за дело. Варвара хотела запретить, но осеклась под тяжёлым взглядом Михаила.
— Так это кто ж они такие, Мишка? — наконец спросила она.
— Брат с сестрой, — отозвался он нехотя. — Девочку Настей зовут, а мальчик – Егорка.
— А мать-то их где?
— Умерла. Их хотели в детский дом отправить… но я забрал.
Варвара резко вскинула голову.
— Ты-то как туда попал?
Михаил ответил не сразу.
— Они мои… дети.
— Что?! — Варвара едва не выронила ложку. — Ты… где? Как это?..
Но сын только молча посмотрел на неё, и в этом взгляде было столько тяжести, что женщина тут же осеклась.
Так и зажили.
Михаил каждое утро отвозил Настю в село, в школу, перед работой. Сам шёл в лесничество, где знал каждую тропу и каждое дерево. А в доме оставались Варвара и Егорка.
Мальчик был тихий, мало говорил. Настя тоже не особо разговорчивая, прямо как сам Мишка…
Но однажды сын вернулся из города с целым ворохом тканей.
— Платье себе пошей, — бросил он девочке.
Настя, оживившись, схватила красивый парчовый отрез.
Но Варвара перехватила его и молча убрала в сундук.
— Ну что, платье сшила? — спросил Михаил спустя неделю.
Девочка тихонько покачала головой…
Михаил непонимающе взглянул на мать.
— Припрятала я, Мишка, — проворчала Варвара, отводя глаза. — Девчонка ещё мала, изрежет такую красоту.
— Отдай… Это её матери. Отдай.
Он вытащил из кладовки старую швейную машинку. Варвара всплеснула руками, а Настя, увидев её, вдруг залилась слезами.
— Чего это с ней? — нахмурилась Варвара, с тревогой глядя на девочку.
Михаил пожал плечами.
Настя закрыла личико худыми ладошками и всхлипывала, едва сдерживая рыдания.
— Ну-ка, что случилось? — уже мягче спросила старуха, присаживаясь рядом.
— Это… это… мамина машинка, — тихо прошептала девочка.
Но потом неожиданно вытерла слёзы, села за стол и уверенными движениями начала работать.
Как ловко у неё всё получалось!
Копаясь в лоскутках, она сшила прихватки с яркими узорами, передники, даже небольшие коврики. Всё ловко, ровно, будто занималась этим всю жизнь.
Настоящая рукодельница.
По дому всё делала, помогала в каждом деле, и Варвара заметила – девчонка оттаяла. А вот Егорка… Мальчишка всё время держался рядом, прижимался к бабушке, тянулся к ней, звал так, будто всегда знал, что у него есть семья.
И у Варвары от этого сердце теплом наливалось.
Но беспокойство не давало ей покоя.
— Мишка… а если их заберут? — спросила она однажды вечером.
— Кто?
— Детей.
Михаил отложил топор, тяжело вздохнул.
— Не заберут. Они мои.
Варвара поджала губы.
— Ну, ладно пацан, но девчонка-то откуда?
Сын на мгновение замолчал.
— Мои… Они мои дети, — глухо произнёс он, глядя в сторону.
И отвернулся.
Не любил Михаил разговоров о прошлом.
Но Варвара догадывалась.
Была у него когда-то женщина. Клава. Портниха. Хорошая, добрая, но судьба её не пощадила.
Настя была её дочкой. Потом появился и Егорка. Кто его отец – неизвестно. Клава сказала, что Михаил.
И он поверил.
Прикипел к ней всей душой, а потом… потом её не стало.
Детей хотели забрать в детдом. Но он не дал. Люди помогли, хорошие люди. Те, что к нему в лесничество приезжали – на охоту, на отдых. Они помогли оформить опеку, чтобы никто не смог их у него отнять.
Он пообещал Клаве, что вырастит детей, выведет в люди.
И сдержал слово.
— Вон, гляди, — бросил Михаил, пододвигая бумаги. — Всё оформлено. Дети твои внуки, вот, документы.
Варвара медленно взяла бумаги, но что с того? Она читать-то не умеет…
Позвала Настю.
— Доченька, глянь, что тут написано?
Девочка взяла листок, осторожно повела глазами по строкам. Губы её дрогнули, лицо то бледнело, то розовело.
Она подняла на Варвару полные слёз глаза.
— Бабушка… Он… он наш папка… Вот здесь, в документах…
— Чего?! — Варвара едва не выронила бумаги.
— Михаил Степанович… Отец, — прошептала Настя, переводя взгляд на брата. — А это значит, что нас никто не сможет разлучить… Никогда.
— Никто не заберёт нас? — голосок дрожал.
— Не заберут, — выдохнула Варвара, заливаясь слезами.
Она распахнула руки:
— Идите ко мне, детушки родимые… Внучаточки мои, кровиночки…
Настя плакала, Варвара плакала, а Егорка вдруг бросился к ним и тоже заревел.
Михаил вошёл, не понимая, что происходит.
— Что… что такое?
Варвара вскинула на него глаза.
— Миша… Так это правда? Наши детки? Внучатки мои родные?!
Михаил только кивнул.
Варвара прижала к себе Настеньку, погладила её по волосам.
— Вот, как всё вышло…
Прошли годы
Михаил сдержал слово.
Настя выучилась, стала учительницей, осталась в селе.
Егорка пошёл по стопам отца – стал егерем, всю жизнь прожил рядом с Михаилом, до последнего вздоха.
Настя заботилась о нём, не отходила, когда он старел, слабел.
Перед самым уходом Михаил подозвал дочь.
— Там… в документах… кое-что есть, — тяжело произнёс он. — Мать оставила… тебе.
Когда Михаил ушёл, Настя разбирала его бумаги, старые дневники.
Он писал всегда – ведь говорить ему было тяжело.
Вёл записи с детства, описывал природу, животных… И ту встречу.
Тот день, когда привёз Настю и Егорку в дом.
А теперь в его записях она читала ту историю…
Историю, которая навсегда связала их судьбы.
