Сквозь толстый слой белого жира на поверхности какой-то мутной субстанции на меня смотрели свиные копыта, уши и… пятачок! То есть свиное рыльце! Меня передёрнуло, бррр. Я просто не смогла заставить себя есть этот холодец у свекрови.
Галина Степановна сразу начала расспрашивать, почему я не притронулась к её блюду.
– Почему ты не ешь, дочка? – настороженно спросила она, насупив брови и пристально посмотрев на меня.
– Я… – начала я, подбирая слова, чтобы не обидеть её. – Просто у меня немного другое представление о холодце.
– Другое представление? – переспросила она, нажимая вилкой на тарелку так, что металл скребнул по стеклу. – И какое же это представление?
Я тяжело вздохнула. Ситуация становилась всё напряжённее, и я поняла, что молчать больше нельзя.
– Холодец должен быть нежным, прозрачным, а мясо разобрано на волокна. Никаких костей, никаких… копыт, – выпалила я, смутившись и почувствовав, как муж легонько толкает меня ногой под столом.
– Значит, у меня холодец неправильный? – Галина Степановна положила руки на стол, сверля меня строгим взглядом.
– Нет-нет, я этого не говорила! Просто у нас в семье, у мамы и у меня, холодец готовят немного иначе, – попыталась я объяснить, но заметила, как её губы сжались в тонкую линию. – Мы добавляем немного желатина, чтобы он хорошо застывал, но оставался прозрачным, как стекло.
– Желатина?! – возмущённо воскликнула она. – Холодец с желатином? Да вы хоть понимаете, что это не холодец, а какая-то городская химия?
Она встала из-за стола и начала обходить меня кругом, словно оценивая с головы до ног.
– Ну, что ещё тебе не понравилось? – спросила она, указав рукой на стол.
Я украдкой глянула на остальные блюда: миска с солёными огурцами, которые выглядели какими-то сморщенными; селёдка под шубой, где, казалось, майонеза было больше, чем рыбы; огромная тарелка гречневых котлет пережаренных.
И, конечно, холодец с теми самыми свиными ножками.
– Ну, остальные блюда, в принципе, нормальные, – попыталась я как-то смягчить обстановку.
– Нормальные? – она повторила, выделяя каждую букву. – Вы знаете, девушка, я весь день на кухне провела, чтобы вам угодить, а вы теперь сидите и рассуждаете, что у меня нормально, а что нет!
Но самое неприятное произошло в конце. Мать моего мужа заявила, что больше не желает видеть меня в своём доме. Она добавила, что сын может приезжать, а внуков она всегда будет рада принимать. А вот для меня её двери отныне закрыты.
Я хотела что-то ответить, но не успела. Галина Степановна резко обернулась к Андрею:
– Андрей, предупреждаю. Ты всегда можешь приезжать ко мне. Привози будущих детей, я их жду с радостью. Но эту, – она кивнула в мою сторону, – я в своём доме видеть больше не хочу.
В комнате повисла тишина. Андрей молча смотрел то на свою мать, то на меня. Я почувствовала, как ком подступает к горлу, а слёзы наполняют глаза, но изо всех сил старалась сдержаться.
– Мама, ты сейчас серьёзно? – тихо спросил он.
– Абсолютно серьёзно, – уверенно заявила она.
Я осознала, что перед нами теперь стояла серьёзная дилемма: как быть дальше? Стоит ли пытаться поговорить об этом спокойно? Или уже ничего нельзя изменить после таких слов свекрови?
